«Между мирами» — роман, где принцесса сбегает, а профессор плачет над ЕГЭ

«Между мирами» — роман, где принцесса сбегает, а профессор плачет над ЕГЭ

Есть книги, которые строят из себя умных, но быстро скатываются в диалоги «ты кто?» — «а ты сам кто?». А есть вот такие: тихо подкрадываются, кидают тебе мешок на голову, вырубают фонарик, и через две главы ты уже сидишь в...
29 августа 2025

Есть книги, которые строят из себя умных, но быстро скатываются в диалоги «ты кто?» — «а ты сам кто?». А есть вот такие: тихо подкрадываются, кидают тебе мешок на голову, вырубают фонарик, и через две главы ты уже сидишь в параллельной реальности, где метро во Владимире, принцесса ночует на твоей кухне, а ростовщик говорит по имени-отчеству. Это не фантастика — это ты внезапно стал контрабандным проводником в другом мире, и почему-то у тебя в руке червонец, которого быть не должно. Всё это — в книге Андрея Валерьевича Степанова, автора, которому удаётся соединить иронию, действие и философию без единой фальшивой ноты.

Главный герой — Максим, парень из тех, кто успел забыть, что такое романтика, но ещё не совсем понял, что такое спецоперация между мирами. Сначала его похищают (проверка на прочность), потом он встречает профессора (проверка на терпение), потом принцессу (проверка на остатки совести). Всё, как в жизни, только вместо ипотек — порталы, вместо такси — правительственный фургон с двойным дном, а вместо объяснений — профессор, который всерьёз рыдает над учебником истории.

Да-да, там такой момент: профессор Подбельский, глыба мысли, культурный аватар имперской элиты, с достоинством академика и внутренним драматизмом тургеневской девушки открывает наш школьный учебник истории — и… всё. Как будто кто-то нажал тумблер. Уходит в штопор. Он бледнеет, моргает часто, будто пыль попала в глаза, а потом не выдерживает — слёзы. Настоящие, мужские, тяжёлые, с философским контекстом и лёгкой ностальгией по утерянной государственности. Именно так Андрей Степанов поворачивает сюжет, что из-за одной сцены хочется пересматривать весь мир — и учебник — заново.

Подбородок дрожит, плечи опускаются, а из глубины его культурной души вырывается тихое: «Как же так?..» За этим можно было бы вставить пафосную скрипку, но в комнате тишина — настолько густая, что даже учебник начинает, кажется, пылиться быстрее.

Если бы кто-то в этот момент решился показать ему TikTok — мы бы потеряли профессора окончательно. Он бы либо испарился, либо выехал на танке в сторону ближайшего министерства. И ты, наблюдая за этим, ловишь себя на странной мысли: ну, может, зря мы всё-таки ввели ЕГЭ? Или наоборот — мало? Или надо было вводить ЕГЭ только по древнерусской словесности и истории военных походов?

А ещё там принцесса. Без рюшечек и плетёных кос. Анна-Мария — девчонка, которая без предупреждения вломилась в другой мир, потому что, цитируем, «надоело». Надоело быть витриной. Надоело стоять на приёмах, кивать министерским дядям и смотреть, как тебя обсуждают по протоколу. Ей двадцать, но она уже пережила столько дипломатических ужинов, что могла бы сама возглавить МИД. В одном мире — приём в честь её двадцатилетия, балы, речи, кивок под серебро и тост с шампанским. В другом — она пьёт чай с нашим героем на кухне, скрутив ноги по-турецки, в пижаме с пандой, которую купила за условные рубли, и комментирует погоду так, как будто прогноз — это политическая программа. Именно здесь Андрей Степанов проворачивает такую литературную процедуру, после которой у всех мужиков, включая читателя, тихо взыграли хотелки — потому что он написал героиню, которая одновременно и сказка, и человек, и абсолютно невозможная, и совершенно реальная.

При этом у неё титул, воспитание, боевой инстинкт, навыки верховой езды, метания ножей, трёх языков и склонность к импульсивным поступкам, которые вызывают спазмы у любого офицера охраны. Она может спорить с профессором, сбежать из дворца, за три дня выучить транспортную карту Москвы и написать открытое письмо в поддержку бродячих собак.

И — да, она влюбляется. В Максима. В того самого, который ещё вчера не мог даже своего кота уговорить не драть обои. Влюбляется не потому что надо, не потому что он герой, а потому что он впервые не пытался из неё лепить «образ». Он просто дал ей хлеб с сыром и сказал: «Сиди сколько хочешь».
Но не думайте, что это роман про поцелуй под сиренью. Нет, сирень — это для тех, кто не держал в руках пистолет «шершень» и не отбивался от имперских агентов под снегом и градом. Здесь всё по-настоящему: тебя ловят, за тобой следят, тебя допрашивают, а в перерывах ты успеваешь посомневаться в морали профессора, который, похоже, не только учёный, но и очень избирательно рассказывает правду. То ли он добрый дедушка, то ли мозговой манипулятор, то ли просто человек, которому больно за державу, а заодно хочется чуть-чуть власти.

Всё строится вокруг золота. Золота и долгов. Настоящих, в пухлой, потрёпанной книжечке с кожаной обложкой, внутри которой — аккуратные колонки: имя, сумма, дата, и загадочные подписи, от которых веет прокурорскими перспективами. Это не просто бухгалтерия — это архив чёрных сделок, где каждая строка — как заноза в чьей-то биографии. Дитер — ростовщик, старый лис с манерами венецианского банкира и усмешкой филолога, который только что загнал тебя в кабалу через точку с запятой. У него не глаза, а встроенные калькуляторы, два процессора, в которых ты — сразу в минусе.

Он улыбается тебе, как кассир в обменнике, который только что отдал тебе турецкую лиру по курсу зимы 1998-го. А сам уже мысленно продаёт твой костюм, мобильник и душу в аренду на двенадцать лет вперёд. Он — человек, который смотрит на параллельные миры как на сетку валютных арбитражей. Сцены с ним — это не просто диалоги, это практикум: как прожить, не отсвечивая, и при этом поиметь всех, кто наивно думает, что любовь побеждает зло. Лучше, чем на курсах МВА. Потому что после курса ты получишь сертификат, а после Дитера — просрочку с процентами, синяк под глазом и философский опыт, который не купить за деньги.

Вообще, книга из тех, где у каждой мелочи есть смысл. Шнурок — не просто шнурок, а возможная улика, потерянная в погоне и потом внезапно всплывающая в самых неожиданных обстоятельствах. Папка — не просто папка, а символ власти, бюрократии и хрупкой логистики между мирами, потому что если ты потеряешь нужную папку — можно случайно передать другому миру не те инструкции, не те паспорта или вообще не ту реальность. Даже червонец — не просто кусок золота, а билет в ад, если ты не туда его отнёс.

Потому что на нём могут быть следы, номера, и его может ждать кто-то на той стороне, и если он не дождётся — начнётся не шпионская паника, а полноценный экономический кризис на одном квадратном метре. Здесь всё имеет вес, даже закладка в книге может быть маркером для агента, даже зевок может стать кодовой фразой.

И всё это завернуто в язык, который не притворяется «высоким стилем», не заламывает руки в тоске по Пастернаку, не вздыхает томно о великой миссии литературы, а говорит с тобой по-человечески. Просто, понятно, чётко, с интонацией собеседника, который не пытается быть умнее тебя, но и не жует тебе кашу из разжёванных очевидностей. Иногда с иронией, иногда с упрёком, иногда — будто подмигивает: мол, ты заметил, да? Вот здесь мы повернули чуть левее, чем ожидалось. А потом сделали вид, что так и было задумано. Всё это — дело рук Андрея Степанова, который с лукавым прищуром улыбается тебе между строк, как человек, знающий, куда ведёт маршрут, даже если тебе кажется, что карту забрали.

Кульминация — сцена штурма. Снег, ветер, холод, лица, замотанные шарфами. Всё сурово, без глянца, но ты чувствуешь: да, вот он, момент истины. Здесь решается, останется ли мир миром, или скатится в золотую контрабанду под прикрытием великой идеи. Герои принимают решения, от которых в реальности люди бы год потом отпаивались валерьянкой. А тут — просто взгляды, кивок, выстрел.

И всё. Конец. Они расстаются. Портал захлопывается. Максим остаётся один — не как в начале, не случайный тип в мешке, а человек, который теперь знает слишком много и никому не может этого рассказать. Ты закрываешь книгу и ловишь себя на мысли, что немного ревнуешь. Потому что тебя в портал не звали. А очень хотелось бы.

Что это вообще было? Что ты натворил, Степанов? Это была альтернативная Россия, в которой всё продумано: экономика, политика, метро, женщины, золото, и даже система здравого смысла. Это роман, который мог бы стать сериалом, учебником по построению параллельных миров и одновременно шпаргалкой по тому, как писать умно, но не занудно.

Если вы всё ещё думаете, читать или не читать — я просто скажу: в этой книге есть принцесса, которая уходит в другой мир, профессор, который плачет, и ростовщик, который знает про тебя всё. А ещё — шершень. И любовь. И золото. А главное — стиль. Которого, поверьте, сейчас очень не хватает.

Читайте так же
Королевский аркан: пока Михалкова тасует карты, читатель просит пощады
Королевский аркан: пока Михалкова тасует карты, читатель просит пощады

Когда Гройс расследует, сюжет спит. Когда сюжет просыпается — читатель хочет самоубийства дворецкого повторить

Лемнер: когда политический памфлет превращается в труп книги
Лемнер: когда политический памфлет превращается в труп книги

Как Проханов отрубил голову своему герою — и лишил себя крыши

«Золотое время», или как Богатырёва взяла меч
«Золотое время», или как Богатырёва взяла меч

Летающие самолёты, мёртвые дети и шаманы: фэнтези-конфетти от Иринки

Таня в «законе»: кабаре Устиновой, или как превратить повестку в пирог без теста
Таня в «законе»: кабаре Устиновой, или как превратить повестку в пирог без теста

Как «звёздная фабрика» превратилась в юридический балаган