Молотком по черепу читателя
Книгосмотр продолжает наблюдать — с нескрываемым прищуром — за событиями Московской международной книжной ярмарки. Павильон 57 ВДНХ снова принял в свои бетонные объятия всё, что не помещается в рамки здравого смысла, но отлично укладывается в концепцию «массовой культурной нормализации через билет по цене фастфуда».
Толпы с тележками — не от голода до книг, а по привычке: так проще выжить в условиях идеологического гипермаркета. Один павильон — десять площадок, сотни событий, а по ощущениям — пара десятков речей, от которых хочется лечь в позу эмбриона, зажать уши и прошептать: «Пусть это будет сон».
Ярмарка вернулась домой — да. Но вместе с ней вернулись и плакаты эпохи духовного хозяйства, только вместо лозунгов теперь QR-коды на православную энциклопедию. Если в 1977‑м тут открывали ярмарку «дружбы народов», то в 2025‑м открывают ярмарку «дружественных режимов». Шатёр с ОАЭ, стенд с Ираном, йога с Индией и аюрведа на фоне «Русской реконкисты» — мечта любителя геополитики и фэнтези на бисерной этике.
Гвоздь программы, не побоимся этого слова — молоток по черепу думающего читателя: объявлены лауреаты «Книги года».
Как духовная вертикаль раздавила горизонт мышления*
Что может быть лучше, чем вручить главный приз книжной ярмарки... книге, которую никто не читал и не будет читать? Только вручить его семидесятипятитомной энциклопедии, которая способна заменить не только библиотеку, но и плиту, обогреватель и тренажёрный зал.
Да-да. 75 томов. Это не роман, не эпос, даже не сагА. Это — инфраструктурный проект, национального масштаба. «Северный поток» среди книг, духовный «Крымский мост» — только между знанием и верноподданничеством.
Кто вообще решился на эту жертву древесины? Кто печатал всё это, пыхтя в типографиях, как паровоз на Урале? Кто вчитывался, корректировал, нумеровал 275-й том приложения к 48-му тому о литургических одеяниях времён императора Юстиниана? Кто? Никто. И слава Богу. Потому что это не читается — это освещается. Это не литература — это ритуал. Не содержание — а форма с крестом.
Хочешь духовности? — не надо читать, просто поставь на полку. Поставь все 75. Желательно сразу у входа. Чтобы, заходя домой, каждый видел, что ты не просто читатель, а адепт бумажного храма. У тебя не квартира, а патриархат на выезде.
А теперь внимание: вручал этот гегемонический многотомник на сцене ВДНХ не кто-нибудь, а сам Владимир Мединский. Культурный гроссмейстер по черному пиару свободы слова. Человек, для которого термин «прочитал» означает «одобрил». Его появление рядом с энциклопедией — это как если бы Роскомнадзор вручил премию Википедии.
Сложно сказать, что именно оценивалось жюри: вес томов, толщину корешков или уровень благоговения при открытии страницы. Но одно ясно: на фоне этой эпической бумажной стены даже Левиафан Гоббса выглядит как рекламная брошюра.
А теперь давайте честно: как можно использовать 75 томов этой энциклопедии??
Построить бункер. Остановить танк. Переубедить атеиста. Подпереть падающую мораль общества. Или, как минимум, окончательно добить идею чтения как удовольствия.
Скажешь, утрирую? Конечно, утрирую. Но не я начал. Сами начали. Выдавать ГРАН-ПРИ не книге, а институциональной кладке, возведённой усилиями тысячи послушников под редакцией Главного по всем Смыслам — это уже не конкурс. Это церковно-книжный капремонт с элементами PR-покаяния.
А главное — какая же здесь прекрасная метафора времени. Пока одни пишут живую литературу, кровью с рук и мясом из жизни, другие получают награды за листовой бетон. Потому что настоящая книжная политика — это не когда читают, а когда одобряют. Не когда спорят, а когда молча кивают: да, это наше, православное, тяжёлое, непонятное, но зато одобрено сверху.
И вот ты стоишь на ВДНХ, смотришь на лауреатов, и чувствуешь, как за спиной шевелится тень минкульта, а в руке появляется неудобная мысль: «А может, зря я “Анну Каренину” ругал за объём?» Потому что по сравнению с энциклопедией, которую никто не осилил, даже «Война и мир» — это лёгкий перекус.
Так что — аплодисменты! Давайте поаплодируем новому стандарту литературного триумфа: больше, тяжелее, каноничнее, желательно с кадилом.
Духовность теперь измеряется не в глубине мысли, а в количестве томов. И, судя по тенденции, в следующем году главный приз получит папка делопроизводства РПЦ за 2006 год. И Мединский опять улыбнётся.
Проза года: Захар Прилепин «Тума» или Как штабная лексика вальсирует с душной метафизикой
После томов, которые можно складывать в окоп вместо мешков с песком, логично было бы выдать «Прозу года» кому-нибудь лёгкому, ироничному, почти невесомому. Но это не про нас. У нас, как в аптеке эпохи дедовщины: всё строго, с рецептом, и если уж лечить — то до комы.
Победитель в номинации «Проза года» — Захар Прилепин, роман «Тума». Само название звучит так, будто тебе издали кто-то кричит, падая в колодец: «Туууума!» Или как диагноз в амбулаторной карточке с грифом «не вывозит». Хотя, может, это просто литературный эквивалент той самой «тумбочки» из армейской казармы, где хранится устав, шинель и синяя тетрадь с заголовком «идеи русского мира».
Прилепин пишет, как будто отчитывается перед комбригом: скучно, тяжело и с непременной идеологической приправой. Каждое предложение как окоп — долго выкапывается, тяжело читается и пахнет чем-то давно зарытым. Сюжет? Есть. Где-то. Под слоем философской соломы, исторической тундры и метафизических каракулей. Герои? Есть. Только говорят они как депутаты на исповеди, а думают — как следователи при допросе совести.
В «Туме» столько души, сколько в коммунальном счётчике за газ. Суровая, неотключаемая, с пломбами. Местами даже кажется, что она шепчет тебе из угла: «Плати за отопление смысла, иначе замёрзнешь». Зато герои несут в себе миссию. Как корзину с кирпичами — медленно, надсадно, с потугами на судьбу нации.
А ты, бедный читатель, после трёх глав тоже несёшь. Только не миссию, а политическую кому. Страница двадцатая: ты уже не знаешь, где ты, кто ты, зачем ты открыл эту книгу. Хочешь просто выйти на улицу, вдохнуть воздух без цитат из Ильина и не слышать в голове слова «вехи» и «перелом».
Можно, конечно, попробовать «Туму» защищать. Мол, это роман о вечном. Да, вечном дискомфорте. Вечном назидании. Вечной страде. Проза, которая как будто читается с лобового стекла танка: узко, с гулом и обязательным ощущением, что где-то рядом стреляет дух времени.
Сюжет тянется, как армейская портянка по щиколотку здравого смысла. В центре — герой, переживающий тяжёлое, преодолевающий невозможное, страдающий на каждом углу — и всё это с лицом, будто ему каждый день стирают душу наждачкой. У него внутри пожар, над головой — знамя, а за спиной — фон Прилепина.
Критики, естественно, в восторге. Особенно те, кто из института стратегического одобрения. В их рецензиях слова «патриотизм», «глубина», «наследие», «гражданская позиция» строятся в шеренгу и делают шаг вперёд. Потому что здесь — литература как служба. Если ты не понял — значит, не дозрел. Если понял — значит, уже в строю.
Но будь честен, читатель. Прочитать «Туму» до конца — это как выдержать годовую подписку на официальную газету с графикой 1983 года. Ты либо теряешь зрение, либо начинаешь видеть правду в цитатах, где её никогда не было.
И вот стоишь ты, уставший, с этой книжкой на руках, как с автоматом без предохранителя. Понимаешь, что стрелять не хочется, но держать — обязали. Потому что проза у нас теперь не просто про людей. Она про курсы по политико-духовной закалке личности. Не персонажи, а иллюстрации к стенду «Внутренний мир человека в условиях геополитической перегрузки».
А «Тума» — это не роман. Это методичка. Художественная, да. С аллюзиями. С болью. С перегрузом. С теми самыми «моральными испытаниями», которые почему-то всегда описываются одним и тем же языком — как будто Прилепин пишет, сидя на горящем факсе с приказом от редакции ЦК.
И конечно, всё это получает «Прозу года». Потому что почему бы и нет? Почему бы не отблагодарить писателя, который делает государственное из личного, тяжёлое из простого, пафосное из обыденного? Он не просто пишет — он высекает строку, как камнетёс под портрет вождя.
Прилепин — это не автор. Это спецоперация на поле литературы. И когда он берёт перо — становится страшно. Потому что ты не знаешь, закончится ли абзац в этом десятилетии.
Так что поздравим Захара. Он — в эпицентре. Он — лауреат. Его «Тума» теперь официально признана самым тяжёлым способом выразить мысль в 2025 году. А если ты не дочитал — это твоя проблема. Значит, не дорос. Значит, тебе рано понимать.
А мы пока полистаем следующую номинацию. Поэзия года. Влад Маленко. Название сборника — «По мокрому потолку». И нет, это не метафора. Это бытовая лирика. И всё сразу в двух смыслах.
Поэзия года: Влад Маленко «По мокрому потолку» или Как капля графомании точит мозг
Если после «Тумы» Прилепина вам показалось, что боль была пройдена, а литературное страдание достигло апогея — не расслабляйтесь. Мы только начали. Потому что следующим на сцену с грацией подмокшей антилопы выходит… лауреат в номинации «Поэзия года». Влад Маленко. Сборник — «По мокрому потолку». Да-да, ты не ослышался. Не «Небо над Петроградом», не «Где-то звенит бессмертие», не «Стихи, что дышат тобой», а... «По мокрому потолку».
Если бы кто-то предложил мне угадать, что это — поэтический сборник, акт о протечке из ЖЭКа, мемуары сантехника или арт-проект по постсоветскому унынию, — я бы, честно, выбрал «всё вышеперечисленное». И не прогадал.
Название напоминает не поэтический сборник, а заявку на компенсацию ущерба от управляющей компании. Это как если бы Евтушенко назвал книгу «Отсыревшие стены», а Бродский выпустил «Подтекло у края коридора». Интрига тут не в смысле, а в сырости. Поэзия, которая начинается с плесени и идёт в рост, как грибок за шкафом.
Открываем сборник. Первая страница — поэма, построенная на тяжёлом дыхании загнанного языка. Строки длинные, как очередь в поликлинику, ритм — как пульс у недовольного читателя: с перебоями, с внутренним матом и желанием всё это залить хлоркой. Пафос — через край, эмоции — сквозь линолеум, образы — будто автор случайно съел литературный справочник 1985 года и с тех пор говорит цитатами.
Поэзия тут действительно как потолок после протечки: она капает уныло, разрастается пятнами и пахнет не вечностью, а затхлой обязательностью. Каждое стихотворение — не дыхание души, а отчёт о внутренних повреждениях.
И, конечно, у жюри не возникло вопросов. Ну раз «по потолку» — значит, глубоко. Раз «мокро» — значит, чувствительно. Раз «капает» — значит, про Россию. Поэзия тут как канализация: что-то шуршит, что-то журчит, а ты не можешь понять, то ли это образ, то ли очередная утечка лексики.
А стилистика? Ах, эта стилистика. Вечно наклонённая, вечно вбок, как карниз в квартире, где никто давно не читал. Маленко берёт слово, макает его в пафос, потом выжимает — и лепит на стену. А сверху — лужица смысла. И жюри хлопает. Потому что они тоже сидят под протечкой смыслов, только называют это «актуальностью».
Герои нашего времени: серия «Русская реконкиста»или Как книжный крестоносец перепутал читателя с крепостной стеной
А теперь, дамы, господа и особо устойчивые к абсурду читатели, приготовьтесь: нас ждёт номинация «Герои нашего времени». Да-да, звучит знакомо, правда? Тургеневская печаль, лермонтовская тоска, внутренние конфликты, столкновение личности и эпохи?.. Забудьте. Всё это сожжено в пламени патриотического маркетинга и посыпано святыми пулями из издательства АСТ.
На сцену вывозят не человека, не книгу, не даже сюжет — а серию. Серию, Карл! Как в сериале. Только вместо интриги — допрос. Вместо драматургии — протокол. И эта серия называется гордо, с шевелением геополитического мускула: «Русская реконкиста».
Реконкиста, если кто пропустил уроки истории, — это то, как испанцы выбивали мавров из Гранады. Но русская версия, похоже, занимается другим: выбивает здравый смысл из современной литературы. Герои нашего времени? Нет, герои методички. Не чувствуют, не страдают, не развиваются. Зато выполняют задачу, выносят установку, штурмуют логику — и побеждают в аннотации.
Герои нашего времени — это теперь крестовый поход в издательстве АСТ. Не с мечами, а с глянцевыми обложками, где на фоне заката стоит человек в камуфляже с православным крестом, гранатомётом и внутренним миром, зацементированным где-то между девятым «Б» и последним выпуском «Соловьёв LIVE».
Если реконкиста — то зачем ограничиваться Россией? Давайте сразу объявим книжный крестовый поход против сомнений, против размышлений, против диалогов, против фраз, в которых больше двух смыслов. В этих книгах враг всегда ясен, герой всегда прав, а истина — это то, что можно выкрикнуть с трибуны на форуме «Россия — вперёд!».
Нет, вы не подумайте. Люди в этих романах действительно ходят, говорят, стреляют. Иногда даже вспоминают Пушкина (на уровне «я бы его тоже мобилизовал»). Но вся их личность — это пресс-релиз. Не герой — а тезис в теле человека. Не характер — а информационная повестка, вставшая и пошла.
Хочешь прочитать роман о настоящем человеке? Не получится. Здесь — только настоящий носитель месседжа. Он не страдает — он иллюстрирует. Он не ошибается — он утверждает. Он не спрашивает «почему?» — он говорит «так надо». И если его убивают в третьей части — то не потому, что так сложилось, а потому что так будет эмоциональнее в трейлере ко всей серии.
Да и сама серия — это не книжный проект. Это агитбригада в обложках. Каждая книга — как листовка из окопа. Только с более высокой типографией и закладкой. Всё сделано красиво: шрифт с патриотическим отблеском, карты боевых действий, псевдодокументальная подача, от которой хочется вымыть мозг хозяйственным мылом.
Топ-40 слов года или Лексикон, из которого потекла духовность
Когда вы думаете, что ярмарка исчерпала запасы сюрреализма и в зале уже не осталось места для новых форм абсурда — появляется «Топ-40 слов года». Вроде бы — милая инициатива. Игра со временем. Язык, как зеркало эпохи. Народная словестность XXI века. Но не тут-то было.
Это не зеркало. Это — кривое заднее стекло маршрутки, на котором фломастером жирно выведены слова: «тревожность», «лабубу», «DDoS-атака», «мощно», «зафиксировали», «глубина», «рашн», «стресс». Где-то между ними — «слава», «реальность», «обнуление», «ветераны» и «интервенция».
И тут, на фоне всего этого, стоит — «Православная энциклопедия». Рядом с ней — «Реконкиста». А дальше — «лабубу».
Вот, собственно, и вся картинка. Готовый стендап. — Что у нас сегодня в духовной котлете? — Слой из «интервенции», слой из «тревожности», сверху посыпано «лабубу» и полито соусом из DDoS-атаки.
Это не подборка слов. Это случайный разговор двух алгоритмов — одного пропагандистского, другого юмористического. Первый шепчет: «духовность», второй отвечает: «лабубу». Первый грозит «переломом», второй восклицает «рашн-мощно!». Третий — просто ржёт.
Раньше словари составлялись годами. За каждое слово шла битва. Толковый словарь Ожегова — как священное писание. Сейчас же всё проще: берётся Twitter, телеграм, микрофон с улицы, 10 выпусков вечернего ток-шоу — и вот тебе народный эпос в сорока словах.
Только если читать его подряд, получается примерно следующее: Тревожность. Реконкиста. DDoS. Глубина. Мощно. Лабубу. Интервенция. Слава. Ветераны. Стресс. Обнуление. Реальность. Гиперответ.
Это не язык народа. Это симптоматика коллективного психоза, разбавленная случайными мемами. Причём заметим: ни одного слова о любви. Ни «радости», ни «надежды», ни даже «печали». Только стресс, атака и лабубу.
Именно тут хочется язвительно, но правдиво: наша культура теперь говорит на одном языке: молитва, реконкиста, лабубу.
Почётный гость — Индия или Как сари прикрыло духовный фронт
А теперь — аплодисменты в ладоши и звучный гонг. Потому что на сцену выходит почётный гость ярмарки — Индия. И если вы уже в изнеможении после православных томов, «Тумы» с политическим запором и героев, у которых вместо характера — методичка, то вот вам, пожалуйста: йога, аюрведа, пуджа, танцы, благовония и коллективная медитация.
Атмосфера — как будто в филармонию по ошибке занёс гастрольный коллектив из Гоа. Все сидят в лотосе, поют мантры, машут цветами. А на заднем фоне Мединский с «Энциклопедией» всё ещё говорит про духовные скрепы. Картина маслом. Шафрановым.
Это не просто культурный мост — это каскадный контраст. Йога и аюрведа на фоне «Прилепина с Тумой» и «православных томов» выглядят как если бы на похороны пригласили клоуна с мандалой. Все стоят, скорбят, а он: «Ом, ребята! Освободим чакры!» И вот ты смотришь на это — и не знаешь, куда себя деть. С одной стороны — боль, страдание и героический надрыв. С другой — женщина в сари, объясняющая, как через дыхание победить тревожность и законы рынка.
Контраст настолько плотный, что, кажется, если поставить рядом два стенда — православный и индийский — произойдёт культурный взрыв, и от ВДНХ останется только вишнуитская коптилка с запахом ладана и протухшего словаря.
И тут, на фоне всего этого карнавала, хочется честно признаться: только индийская медитация могла спасти мозг посетителей от идеологического марафона. Пока ты сидишь в позе дерева, где-то в зале Прилепин декламирует про нравственный путь солдата. Пока ты пьёшь травяной настой от негативной кармы — в соседнем павильоне выносят том с литургической топонимикой. Йога тут не как спорт — а как форма бегства. Не в нирвану, а от программного кома.
Как книги перестали быть книгами, а стали боевым инвентарём
И вот, пройдя все круги бумажного ада — от томов, которых боится даже грузчик, до поэзии с ароматом грибка, от прозы-штаба до героев-агитлистовок, от словаря «лабубу» до стенда с мантрами, — ты выходишь из павильона, потный, опустошённый, с лицом, как после марафона без воды. И задаёшь себе один-единственный вопрос:
«Это точно была книжная ярмарка? Или я случайно попал на экспериментальную психооперацию под кодовым названием “Рекондух”?»
Потому что если это — лучшие книги года, то хуже только если «Книгой года» в следующем стане рекламный буклет «Мосгаза». С разворотом о духовности счётчиков. С предисловием от замглавы района. С бонусом — наклейка «Я оплатил долги родине».
ММКЯ‑2025 войдёт в историю не как праздник чтения, а как фестиваль, где книги победили читателей окончательно. Не потому что их читают. А потому что ими можно добить.
Ты не идёшь по ярмарке — ты ползёшь под культурным обстрелом. Слева — реконкиста, справа — протекающий потолок, впереди — энциклопедия, которая сама по себе уже сюжет о выживании. А за тобой крадётся Прилепин, шепча тебе на ухо «туму-туму-туму…», и где-то сверху летит благовонный дым в форме фразы: «духовность подтверждена печатью Минкульта».
И если ты ещё жив, если вышел с этой ярмарки с сердцем, не сжатым до размера скидочной карты — значит, ты не просто читатель. Ты — книжный диверсант нового времени. Умеешь различать пафос и литературу, чтишь слова без многотомной цензуры и способен сказать вслух, что «лабубу» — это, возможно, самое честное, что прозвучало за весь этот стендовый шабаш.
Но если ты всё-таки почувствовал, что тебя поймали, обернули в обложку и выдали как нового героя времени — не переживай. В следующем году, возможно, почётным гостем будет Папуа – Новая Гвинея, и тогда всё встанет на свои места.
Литература, как и реальность, — штука тонкая. Главное, чтобы потолок не капал. А если капает — лучше пусть это будет поэзия, а не политизированная влага с привкусом штампованных смыслов.
До встречи на следующем круге культурного ада.
