«Внедроман» с доставкой в Париж: порно, потоп и патриотизм под прикрытием

«Внедроман» с доставкой в Париж: порно, потоп и патриотизм под прикрытием

Типовая хрущёвка, где мокрый линолеум, кран течёт, соседи молотят в стену, а будущая звезда советского пикантного подполья боится раздеться.
18 сентября 2025

Когда-то он был олигархом. Таким, как его изображали на обложках Forbes, но с грустными глазами человека, который слишком много знает о теневых бюджетах, венчурных провалах и коррупции в три слоя. Его звали Михаил Конотопов. Он умер — официально, холодно, без эпилога. А потом открыл глаза и понял, что снова двадцатилетний. На календаре — 1979 год. На теле — советская юность. А в голове — весь XXI век, как на ладони.

Нет, это не история о путешествиях во времени. Это — история о том, как большой человек с опытом тридцатилетнего капитализма внезапно оказался в застойной Москве с одной лишь фишкой в руках: он помнит, что будет дальше. И не просто помнит — он это теперь снимает.

«Внедроман» — не роман, а торжественный марш в честь дерзости. Как если бы Пелевин, Данелия и Гай Ричи собрались на даче у Андрея Мягкова и решили снять кино для взрослых, но так, чтобы оно обошло все таможни мира и получило одобрение Первого управления КГБ. Впрочем, не просто пикантное кино — а «агитационный реализм». Этакий подпольный эпос с чашкой чая, мокрым кафелем, паром на стекле и лёгким запахом революции.

Главный герой — не страдалец. Это авантюрист, продюсер свободы и режиссёр своей второй жизни. Он точно знает, что тела — это не только биология, но и эстетика. А эстетика — товар. Особенно если правильно подать. А правильно — это с полотенцем, огурцом, кассетой и справкой о санитарной обработке студии. Михаил Конотопов — наш человек в 1979-м.

С чего всё начинается? С кастинга. В типовой хрущёвке, где мокрый линолеум, кран течёт, соседи молотят в стену, а будущая звезда советского пикантного подполья боится раздеться. И всё это под музыку чайника и запах марганцовки. Ольга — именно та, с кого начинается миф. Не по желанию, а по поступку. Когда она входит в кадр, начинается история. Когда она улыбается — Советский Союз трещит. Мягко, но безвозвратно.

Команда Михаила — как сборная СССР по съёмкам на коленке. Сергей — оператор с внутренним стержнем и хорошей оптикой. Алексей — ходячая ирония в фарцовочной шапке. Остальные — кто с талантом, кто с телом, кто с обеими бедами сразу. Их объединяет только одно: они хотят жить, а не выживать. Даже если для этого придётся снимать «советскую Венеру на сеновале».

А дальше начинается праздник. Сначала — потоп. Потом — съёмка с лошадьми, пшеницей, телятами и пикантными сценами в декорациях социализма. Затем — обыск. Но вскоре — освобождение. И вот уже Михаил не просто художник, а основатель предприятия нового типа, которое снимает фильмы с подтекстом, но экспортирует без комментариев. Главное — упаковка: штамп, справка, кассета. И маргарин.

Сцена на таможне — гимн смелости. Михаил вывозит кино для взрослых из страны в коробке «История КПСС», под обложкой — плёнка с Ольгой, над всем — улыбка дежурного. Почему пропустили? Потому что никто не верит, что кино может быть об этом. А оно — именно об этом.

Дальше — Париж. Кино. Деньги. Покровители. Закрытые просмотры. И тёплый вечер в кафе, где герои сидят как после штурма Зимнего. Только вместо винтовок — штативы. Вместо лозунгов — диалоги. А вместо счастья — осознание: они всё сделали.

Но «Внедроман» — не о победе. Это книга о свободе, которая приходит через грязь, через страх, через смех. Книга о том, как эротика может быть формой протеста, а монтаж — оружием. Как в ванной с потёками можно снять больше правды, чем на «Мосфильме» за весь год. Как бывший олигарх может стать человеком — если дать ему вторую попытку.

Проза — как кинокадр. У каждого предложения есть фокус и фон. Диалоги — как монтаж: быстро, метко, без раскачки. Тут нет морализаторства. Зато есть сцена, где один герой, вытирая пот со лба, говорит: «Да мы же культурное явление!» — и ты веришь. Потому что да. Потому что получилось.

«Внедроман» — это роман о том, как система учится смеяться над собой, а человек — жить с открытым забралом. Это сказка о взрослом, который больше не врёт себе. И даже если он дважды жил, дважды любил и трижды прокручивал плёнку — он теперь знает, что счастье можно снять. Счастье можно снять — на камеру, в полном фокусе, при хорошем освещении.

Читайте так же
Как бывшая воспитательница написала Евангелие кофейни
Как бывшая воспитательница написала Евангелие кофейни

Сказка без сюжета, но со вкусом пирога: как Катя Тева спасает мир теплом

Русский постапокалипсис без зомби: чайник кипит, совесть не греется
Русский постапокалипсис без зомби: чайник кипит, совесть не греется

Зомби отменяются — душно и без них. В русском постапокалипсисе выживают не за счёт бензина и дробовика, а через...

Нобель за конец света
Нобель за конец света

Нобель по литературе достался человеку, у которого точка встречается реже, чем радость в новостях. Ласло Краснахоркаи...

Малый жанр на больших понтах
Малый жанр на больших понтах

Короткий роман стал новой нормой: меньше страниц — больше хайпа.