Пожалуй, самый шумный книжный фэйл 2025 года — это «Лемнер» Александра Проханова. Книга, которую продавали, а теперь прячут. Герой, которого списали с Пригожина, но забыли поменять табличку. Автор, который теперь бегает по редакциям, как школьник с битой, и кричит: «Это не я писал! Это персонаж!»
«Лемнер» — это когда ты хотел написать роман о величии, а получился политический «гоголь-моголь» из ботокса, пиявок и любовниц-убийц. Такой себе коктейль из кровавого «Дом-2» и инструкции по политическому самоубийству. От Пригожина там не только походка и ЧОП — там весь генетический код: от борделя до колонны на Москву, только с более тухлым финалом. Потому что Пригожин погиб молча, а Лемнер — с литературным нытьём и ядовитой кашей на завтрак.
Проханов, вместо того чтобы молча исчезнуть в сторону политического горизонта, решил снова сыграть в «писателя-государственника». Вот только получилось не государство, а сарай с надписью “Империя”, в котором заведён козёл и заперли идиота с блокнотом..
Презентацию книги отменили. В магазинах «Лемнер» исчез, как дезертир. Проханов вопит в Телеграме, что «книгу сняли перепуганные собственники». Что ж, это не удивительно. Если бы я торговала мукой, и мне на полку подкинули мешок с амфетамином, я бы тоже испугалась. Особенно если в инструкции написано: «Рекомендуется к употреблению только при выключенном мозге».
Сам герой — Михаил Лемнер — это Пригожин на стероидах и Виагре. Сначала он держит эскортницу-бригаду и ЧОП с дресс-кодом «всё как в аду», потом спускается в Кремль, получает задания от демонического чиновника с хрусталём вместо глаза, затем растит ЧВК «Пушкин» (гениально, конечно, называть военную структуру именем поэта — ещё бы «Бунин» или «Саша Чёрный»), воюет, геройствует, а потом, внезапно, решает: «А не пойти ли мне на Москву?»
Идёт. Падает. Бежит. Прячется. Его травит любовница, которая всё это время была засланной ведьмой от администрации президента. Финал — не драма, а литературная окрошка на моче с листьями великодержавного маразма.
А теперь — главное. Проханов говорит, что это «не про Путина», и «не про Пригожина», и вообще «все совпадения случайны». Смешно. Это как если бы ты нарисовал карту России, написал «враг у ворот», обвёл Кремль красным, и при этом визжал: «Я вообще про Бразилию писал!». А ещё Проханов зачем-то добавил туда сцены с кровью девственниц, пиявками, замороженными телами, двойниками президента и магическими свечами — как будто задание было не «роман», а «раздражающий шизофренический тест для цензора».
Разоблачения в стиле плохого кабаре, риторика уровня “Завещание агента Кашпировского”, и мораль — как в анекдоте про швабру в Кремле. Вся книга — это не текст, это тромб в мозгу, написанный человеком, который в 90-х застрял между красным флагом и трупом Жириновского.
Проханов же теперь в позе обиженного графомана: «это не мои слова, это злодей так сказал», «вы вырвали из контекста», «всё было метафорично». Метафорично, понимаешь. Как у школьника в туалете: воняет — но это «про высокое».
О чём этот роман? О том, как человек без совести и с остатками амбиций решает, что он Бог, но забывает, что Бог без чувства вкуса — это просто диктатор с поносом.
А разве могло быть иначе? Проханов, вместо того чтобы пережить эпоху, решил поиграть в её отражение. Только зеркало треснуло. А по осколкам и кровью он подписал: «Идея жива». Нет, Саша. Идея в коме. А «Лемнер» — это не роман. Это предсмертный хрип утопающей фантазии.
Имперская кухня Проханова: Пригожин на углях политической мифологии
Проханов — это такой литературный утюг: гладит мозг до дыр, пока от головы не останется политическая пельмешка с надписью «Империя». Его путь — это дорога от романтики военных походов до священного идиотизма, завернутого в газету «Завтра». В нулевых он еще пытался быть пророком. Сейчас — просто мистер "Вечерняя Кровь". Кто он? Писатель с акцентом на заговор, патриот с налётом архаичного мистицизма, провидец, у которого вместо будущего в голове архив. Стиль — как если бы Задорнова поселили в подвале Сталина, а потом выпустили после семи литров чернил и удара током.
В его багаже — конфликты с критиками, статьи, от которых у либералов сводило кишечник, а у консерваторов плакала икона. Самый сочный скандал — суд с Макаревичем (признан иноагентом на территории РФ), где Проханов был уличён в клевете, и его заставили вернуть слова взад. Клевета, кстати, — его излюбленный жанр. Не потому что он врёт, а потому что искренне верит в свои же галлюцинации. Это уже не ложь, это литературный экстрасенс с дипломом фаната третьего пришествия. Он пишет не романы, а предсказания для обиженных душ, которым снится война в золотом мундире.
Проханов — не просто романист. Он провокативный публицист. И не стильный в духе Хаксли, а бешеный в духе ларька у метро, где продают «правду» в банках. За ним следят не потому что ждут великого текста. А потому что каждый раз ждут нового пожара. Он умеет устроить скандал, он умеет быть нелепым с выражением мессианства. Его уважают не за стиль, а за срыв. За возможность впасть в транс и выдавать на гора чистую жижу имперского бреда, заправленную спецоперацией, эрекцией и словом «духовность».
И вот теперь — «Лемнер». Проект века, апофеоз его литературной лоботомии. Хотел написать Вагнера на бумаге — а получился бургер с трупом.
Лемнер, или как собрать Пригожина из картона, водки и голого пафоса
Перед нами Михаил Соломонович Лемнер — мутант из склеек, метафор и явных аллюзий. В начале книги он — король эскорта и ЧОПов с философией «ударь — и просветлишься». Его женщины — не просто девушки, а «олимпийская сборная по сексуальным переговорам», а охранники — будто кастинг на роль бога войны в русском сериале. Но это не бизнес — это заготовка. Потому что очень скоро Лемнеру позвонят сверху и скажут: «Здравствуй, дорогой. Мы тут решили, что ты годен к политике».
Ему дают задание: снять компромат на старого чиновника с помощью блондинки по имени Мерлин, которая — не поверишь — должна соблазнить важного дядю, пока камеры пишут его падение. Всё по заветам великой школы: бордель как госаппарат. С этого момента Лемнер входит в обойму — и больше уже не человек, а символ. Он растит свою армию — ЧОП становится «Пушкиным». Почему Пушкиным? Видимо, потому что «Евгений Онегин» звучал бы слишком честно.
На войне он получает медали. Его показывают по ТВ. Он говорит громкие слова про Россию, дух, честь и народ, у которого вот-вот появится личный охранник. Всё это — как у Вагнера, но с меньшим калибром и большим пафосом. А потом он решает идти на Москву. Не с речью — с колонной. Умом Лемнер понимал, что делает историю. Но на деле он просто шёл — как лось на трассу. И точно так же — врезался в лобовое стекло страны.
И пока Лемнер маршировал на столицу, на другом конце книги шёл парад кремлёвских ужасов. Там у нас — президент Леонид Троевидов. Он живёт в готической сказке, где за ним ухаживают китайские девственницы, вены питаются кровью младенцев, а в подвале хранится запасной двойник. Сцена суда над ним — чистое эстетическое самоубийство: старика сажают в клетку, предъявляют список грехов, от «Северного потока» до мёртвых хакеров, и требуют объяснений. Но дело в том, что ничего объяснять не надо. Всё уже ясно: мы не в Кремле, мы в дурдоме, расписанном под орден.
Проханов, конечно, уверяет, что это не он — это персонажи. Что всё это гипербола. Конечно. Когда ты ставишь в кадр пиявку, девственницу, гроб и президента — это не гипербола. Это литературный флекс на грани санитарного выезда.
Светоч — ещё один из этого парада. Его лицо наполовину обожжено, как метафора власти, которая давно пережарила себя. Он — кукловод. Он — чёрный архангел. Он — тот, кто спускает Лемнера вниз. Лана — главная женщина. Сперва как секретарь, потом как любовь, потом — как шпионка с отравленным борщом. Такой поворот могли бы завидовать даже в спецвыпуске «Малахова».
В финале Лемнер бежит. Из столицы — в Тулу. Из Тулы — в Питер. Из Питера — в Карелию. Там, в избушке, он доживает под пледом, как бабушка, мечтая о великой армии и приёмнике поэзии. Но приходит Лана. Кормит. Улыбается. И — капает яд. Потому что любовь в романе — это спецоперация с красивыми глазами.
А потом — финальная свеча. Священник зажигает её 99 раз. Она тухнет. На сотый — горит. Намёк? Прощение? Может. Но честнее было бы, если бы она взорвалась и окатила всех тем, чем пропитан этот роман — смесью разложения, пафоса и амбиций, пережаренных на сковородке великодержавной истерики.
Как спрятать шашлык: уроки политической гастрономии от книжных полок
Когда «Лемнер» вылетел в свет, он взлетел не как роман, а как чека от оторванной гранаты. Все ждали: взорвётся или только задымит. Взорвался. Так что теперь перед нами уникальный случай — первый роман, который сняли с продажи, как просроченный торт с изображением начальства.
Сначала всё шло по плану. Книга стояла на полках «Читай-города» и мигала заголовком на Ozon. Её даже успели купить несколько человек — по слухам, один из них вызвал скорую, а другой начал говорить стихами из глав Лемнера. Но потом — щёлк — и «нет в наличии», «временно отсутствует», «распродано». То есть не просто сняли — замели следы, как будто это был криминальный роман в прямом смысле. Википедия всё ещё хранит следы, как табличка на стене: «Здесь раньше была лавка с литературным экстримом».
Дальше — презентация. Московский дом книги приготовился принять великого мистификатора. Уже расстелили коврик, уже намылили пиявок, уже стояли тумбочки под цитаты. Но мероприятие отменили, сославшись на «непредвиденные обстоятельства». Что это значит? То, что в какой-то момент кто-то сверху посмотрел в текст и сказал: «Нет, ребят. Мы не настолько шизанутые». Произошёл театральный демарш без фанфар: выдернули штепсель из микрофона и унесли книжку в подсобку, пока охрана не начала зачитывать вслух эпиграфы.
Проханов, конечно, не промолчал. В своём Telegram он написал, что «перепуганные собственники испугались книги». Собственники молчали. Они просто вытерли руки антисептиком и продолжили продавать глянцевые дневники для подростков. А потом и сам Проханов удалил пост. Либо ему позвонили, либо свеча погасла. Но исчезновение текста из Телеграма, как из «1984», выглядело символично: в этой пьесе даже автор боится собственного сюжета.
СМИ взорвались в духе: «Списали с Пригожина!», «Запретили книгу!», «Герой пошёл по стопам ЧВК, но дошёл только до корзины для макулатуры!». Читатели делились мемами. Одна картинка: Лемнер в гробу с надписью «На складе не найден». Другая: Проханов с веником в руках и фразой: «Я уберу за собой».
Главное не это. Главное — вопрос: а когда книга становится опасной? Когда она говорит правду? Или когда она настолько неуклюжая, что может уронить государство своим литературным весом? Это ведь не диссидентская проза. Это бред на стероидах, замаскированный под эпос. И если даже такое испугались оставить в продаже — значит, либо оно попало в больное место, либо в книгу случайно залетела истина, как оса в бокал с шампанским.
Проханов не смог провести презентацию. Но зато провёл операцию по самосожжению в стиле позднего Хазарского словаря. Книга сгорела, а вместо дыма — одеколон, дешёвый пафос и нотки несвежей крови. С этим вкусом и осталась публика: разочарованная, уставшая, но удивительно сытая. Потому что даже самая неумелая провокация — это всё-таки специя в бульоне серой прозы. Вот только у «Лемнера» специя оказалась не в тарелке, а в глазнице. И теперь вся индустрия делает вид, что ничего не было.
Когда метафора бьёт в глаз: почему «Лемнер» — это не роман, а акт автоуничтожения на госбумаге
Если вы ещё надеялись, что «Лемнер» — это литературный эксперимент, провокация, тропинка в подкорку времени, спешу разочаровать. Это не роман. Это набор швов без кожи. Это когда ты хотел собрать Вагнера из мясорубки, ленты новостей и бутылки с кровью — и получил газетный памфлет с приправой из Чикатило и борща. Разнесём по пунктам. Потому что если не разнести — это может заразить других.
Первое — гротеск. Агрегатный, агрессивный, вонючий. Проханов берёт образ эфемерного "президента" и пихает в него всё, что нашёл в аптечке параноика: пиявки, кровь девственниц, китайские омолаживающие ванны, двойников в холодильнике и прокурора с черепом вместо головы. Это не сатира. Это цирк с бубном, в котором каждую шутку подаёт шаман с температурой 40. Гротеск — штука тонкая. А тут — просто забродивший квас из всех мракобесных слухов, пересказанных с похмелья.
Второе — символы вместо персонажей. Лемнер — не человек, а картон с глазами. Он то охранник, то философ, то командарм, то несчастный влюблённый. В реальной жизни таких не бывает, а в романе он ведёт колонну на Москву, как будто в голове у него одновременно и военный устав, и сборник афоризмов Бетховена. Лана — это не женщина, это флешка с вирусом, закодированная под бёдра. У неё нет ни жизни, ни характера, ни интонации. Она просто появляется, улыбается, отравляет. Всё. Остальные персонажи — будто из бумажных кукол на кремлёвской ёлке: заговорили, исчезли, повисли на нитке.
Третье — пафос, который течёт, как жир со старого самовара. Дознания, пытки, допросы — написаны так, будто их писал прокурор с поэтическим зудом. Герои не разговаривают — они орут в зал. Каждая фраза как бы в рамке. Каждый монолог — это рекламный баннер на тему «я сейчас скажу что-то великое, держитесь за голову». Но голова к этому моменту уже в шоке, потому что литературная техника — на уровне боевого листка для шизофрении.
Четвёртое — мораль. А вернее, её отсутствие. Когда автор начинает отпираться фразами «это сказал отрицательный персонаж», становится ясно: он сам не верит в свой текст. Это не позиция, это лукавство. Это как если бы повар, подав тухлую рыбу, сказал: «Это приготовил плохой сотрудник, я тут ни при чём». Нет, милый. Ты подписан на каждой странице. И если читатель путает, где автор, а где герой — это уже не литература, а духовный челлендж с открытым финалом.
Пятое — идея. Вернее, её липкий след. Масштаб задуман имперский: кровь, фронт, Москва, заговор, женщины, предательство. А получилось — брошюра для нервного срыва, которую раздают в очереди за валерьянкой. Это не роман. Это крик с балкона: «Я всё понял, вы все враги, дайте мне микрофон!» — и дальше 500 страниц политических пантомим с элементами оргии.
Шестое — аллюзии. Если ты называешь героя Лемнером, делаешь его владельцем ЧОПа, строишь армию, ведёшь колонну на столицу, а потом его убивают — не удивляйся, что тебя читают как стенограмму с ФСБ-форума. И если в тексте появляется президент с ботоксом и пиявками — никто не будет думать, что это образ Гондураса. Проханов начинает оправдываться, юлить, пыхтеть: «Я не это имел в виду, вы всё вырвали, это не я, это он!» — но выглядит это как пожарный, который сам поджёг здание, а теперь бьёт по нему ведром с чаем.
Так что нет, «Лемнер» — не опасная книга. Она просто плохая. Плохая с таким размахом, что её испугались даже те, кто обычно не пугается. Она не разоблачает, а разлагает. И единственный смысл, который из неё можно извлечь — это памятка: не делайте политический роман, когда у вас в голове только дым, крик и папка с теориями заговора. Всё остальное — антракт перед молчанием.
Когда оправдание хуже преступления: Проханов против самого себя
После того как роман «Лемнер» сначала разозлил всех, кого можно, а потом был аккуратно утоплен в луже молчания, Проханов вышел на связь. Не с извинениями — с объяснениями. Вернее, с такой хореографией оправданий, что даже пресс-секретари с затяжной мигренью аплодировали стоя.
Он заявил, что книга не хулит государство и президента. Что, мол, вы все неправильно поняли, всё не так однозначно. Удивительно. Когда у тебя в тексте человек с пиявками, молодильными ваннами, двойниками в морозильнике - это про кого? Это аллегория. На Болгарию.
А дальше пошёл классический ход: «все плохие слова — от лица отрицательного персонажа». Он, мол, просто дал слово мерзавцу, которого потом убивают, а значит — всё в порядке. Это всё равно что сказать: «Да, я установил камеру в туалете, но я сам на неё не смотрел, только монтажёр». Классика литературного самострахования.
В ход пошли и обвинения в адрес «либеральных острословов». Они, дескать, выдрали цитаты, исказили замысел, залезли под юбку художественному методу. Кто именно? Не важно. Главное — успеть крикнуть «Вы всё врёте!» раньше, чем тебе напомнят, что ты сам на каждой странице подписывался кровью героев.
Дальше — трагикомедия с «перепуганными собственниками». Проханов написал, что магазины испугались, сняли книгу, потому что опасались провокаций. Самое красивое — он потом удалил этот пост. Наверное, его испугался сам себе. Или ему позвонили из отдела, где звонят, когда уже не звонят.
Итог этих танцев один: чем больше Проханов объяснялся, тем больше становилось понятно, что он действительно написал что-то очень странное. Не гениальное. Не храброе. А именно — странное. И теперь он как повар, который накормив гостей пирогом из мышьяка, ходит по столам и шепчет: «Ну я же не говорил, что он полезный».
Чем закончился спектакль? Тем, что публика вышла из зала с выражением: «Это было?» Презентации нет. Признания нет. Позиции нет. Остался только роман, который уничтожил сам себя — и ещё долго будет лежать в углу, поджав политические метафоры.
Занавес без аплодисментов: «Лемнер» как спектакль без режиссёра
В финале этой оперы без оркестра, где все играли на дудках страха и гуслях аллюзий, остаётся сказать главное. «Лемнер» — не роман, который держится на слове и идее: он держится на шуме и провокации. Это не текст, это взрывпакет, завернутый в газету. Его сюжет — дымовая шашка, герои — переодетые страхи, стиль — истерика в кителе.
Если убрать скандал, останется текст, который не выдерживает ни одного касания. Он трещит по швам от первого абзаца, как костюм на выданного казначея. Он не говорит с читателем — он орёт, дёргается, прыгает по столу, кидается терминами, рвёт рубаху и называет это стилем.
Проханов играл с огнём. Он хотел оживить политические страхи, вызвать катарсис, построить мавзолей из паранойи. Но в итоге сам оказался горячим картофелем, который так долго жарился в духовке скандала, что внутри остался сырым, а снаружи сгорел.
Ирония, конечно, в том, что главный герой, который мечтал о вечной славе, может сам превратиться в мем, в шутку, в забытую цитату, которую даже в TikTok не вставишь. Проханов писал вечность — а вышла эпиграмма.
Вывод? «Лемнер» — объект не столько литературного интереса, сколько культурного конфликта. Это не роман, а лакмусовая бумажка на страх, цензуру, миф и политический зуд. И в этом конфликте читатель — не марионетка. Он — поле битвы. И он уже выбрал: книгу убрали. Остались только пепел и послевкусие, которое хочется запить тишиной.
