Кто в русской литературе и есть тот человек, который умел страдать красиво, работать много и писать так, будто текст должен поднять рабочего с дивана и отправить его на революцию? Это, конечно, Максим Горький. В миру Пешков, но зачем такая мелочь, когда ты можешь стать символом эпохи и одновременно её нервом?

Современники называли его «пролетарский автор», будто у каждого рабочего должен быть свой писатель, как у звезды — личный визажист. Но в случае Горького всё оказалось сложнее: он был не просто русский писатель — он был большим литературным тепловозом, который тянул на себе весь эмоциональный багаж литературы начала XX века. Мрачно? Да. Мощно? Ещё как.

Икона номер один — драматическая пьеса «На дне». Это тот случай, когда автор взял социальное дно, встряхнул его, обложил репликами в две страницы каждая и преподнёс зрителю с намёком: «Ты думал, жизнь тяжёлая? Подожди, сейчас покажу». До сих пор в театрах режиссёры с азартом ставят спектакли, чтобы убедиться: человеческая безысходность всё ещё в моде.

Икона номер два — роман «Мать». Классика, которую то учат, то запрещают, то снова учат, как будто Горький — это литературный маятник государства. Но сила текста в другом: он показывает, как революционные мотивы не просто возникают — они растут, как комнатный цветок, только вместо воды их поливает социальная несправедливость.

А если хочется узнать Горького без политических фанфар, добро пожаловать в автобиографию Горького — трилогию, где маленький Алёша Пешков превращается в автора мирового уровня. История тяжёлая, как кирпич на душе, но зато честная настолько, что читатель буквально видит, как формируется будущий классик.

И всё-таки Максим Горький — не только революция, тоска, трущобы и философские реплики длиной в три вселенные. Это ещё и человек, который умел смотреть на жизнь не свысока, а снизу — с того самого уровня, где кипят человеческие страсти, обиды, надежды и мечты. Возможно, поэтому его книги так легко переваривает советская литература, но так трудно — читатели XXI века: слишком много боли, слишком мало Wi-Fi.

Однако одно ясно: если вам нужно понять, чем жила огромная страна перед тем, как всё взорвалось — ищите Горького. Он всё видел первым. Он всё почувствовал раньше всех. Он просто жил так, что даже его фамилия звучит как предупреждение.