Азбука на букву Ж
Где‑то между томиком про пропавшую жену в Калининграде и сборником цитат из бьюти‑блогера случилось невозможное: «Азбука» вдруг вспомнила, что книжку можно издать не только ради экранизации. «День города» адежды Лидваль — тот самый позорный случай, когда издательство взяло и выпустило не контент, а литературу. Без глянца. Без продающей аннотации. Без героя, которому хочется написать в директ.
Ни детектива, ни блогера с линейкой тушей, ни московской домохозяйки с даром к эзотерике. Вообще ни одного персонажа, которому можно предложить коллаб с маркетплейсом. Только люди. Живые, глупые, предсказуемые, наши.
Такое ощущение, что кто‑то в «Азбуке» проснулся с похмелья, увидел план продаж и сказал: «А давайте издадим что‑то, что читатель не сможет забыть после обеда». И они взяли и влепили в каталожное лицо роман, от которого хочется вымыться.
Редкий случай, когда крупное издательство решилось на книгу, где нельзя ни поржать, ни поплакать, ни заскринить для сторис. Тут можно только сидеть и ловить, как тебе делают неловко. А значит — сделали всё правильно.
Похоже, «Азбука» вспомнила, что литература — это не только товар, но и зеркало, пусть даже кривое, как лицо у зрителя после сожжения в прямом эфире.
Горящее мясо по праздничному протоколу
Площадь ревёт, как голодный зритель на премьере. Дети — в белом, чиновники — в галстуках, бабушки — в экстазе. Всё как положено: концертный зал под открытым небом, а в главной роли — горящее мясо, замаскированное под куклу. Зрители довольны: шоу удалось, традиции соблюдены, героизм воспет, дым рассосался. Ну, почти.
Какая прелесть — коллективное счастье под аккомпанемент огня. Никакой тебе катарсис, только угольки под ногами. А главное — никто не виноват. Просто сценарий такой: каждый год одно и то же. Детишки читают стихи про Ф. М., взрослые улыбаются, оргкомитет кивает: всё прошло без сбоев, жертва сработала, салют по расписанию. Если кто-то и закричал — ничего, музыка перекроет.
Лидваль — не автор, а методист массовых мероприятий. Она не пишет роман, она составляет протокол: кто кого сдаст, кто за сколько продаст, и на каком такте аплодисменты перекроют совесть. В этой книге нет зла — и от этого хочется выть. Всё вежливо, всё по закону. Никто не маньяк, все просто делают свою работу. Писательница, видимо, решила устроить экскурсию по нашей повседневной этике, где хороводы важнее криков, а куклы — убедительнее людей.
«День города» — это не сатира. Это техническое задание на реальность. Не хочешь быть сожжённым — будь полезным. Не хочешь быть полезным — улыбайся. Хочешь жить — подпиши, передай, молчи. Всё просто, всё знакомо.
Завтра у нас снова репетиция. Форму выдадут, текст пришлют, ограждение поставят. Будем повторять до идеала. Только чучела каждый раз будут чуть свежее.
Прожарка под фанфары
На первый взгляд — мелодрама. Две девушки, два жениха с импортной маркировкой. У одной — американец с нервным прошлым, у другой — чилиец, такой живой, что аж мешает. В визах — любовь, в чемоданах — надежда, в глазах — светлое будущее. А потом включается Россия.
Потому что «День города» — не про любовь. Он про то, как под звуки гимна можно сжечь человека и успеть раздать грамоты. Про то, как праздник становится инквизицией, если грамотно согласовать бюджет. Про то, как легко заменить совесть на формуляр и крик на колонку с гремящей эстрадой. Это роман о странной стране, где если ты чувствуешь запах гари — ты просто стоишь слишком близко к сцене.
Лидваль притворяется, что пишет реализм. Но на деле она чертит карту: от школьного конкурса до костра — всё оформлено, одобрено, проштамповано. В этой книге зло не шипит, оно улыбается и просит расписаться в ведомости. Каждая деталь — от девочек в белом до ростовой куклы Ф. М. — вписана в сценарий. Всё культурно, всё семейно. Просто в этот раз в чучеле оказался живой. С кем не бывает.
Никакой морали, никакой драмы — только механика. Равнодушие здесь заведено как будильник: сработает точно в 18:00, когда мэр выйдет на сцену, а девочка с бантом поднесёт факел. Героиня не рыдает, она подписывает. Толпа не возмущается, она аплодирует. Все всё понимают, но называют это «традицией».
«День города» — это когда вся страна надевает праздничные ленты и делает вид, что пепел — это просто спецэффект.
Куратор костровой секции
Надежда Лидваль — театровед, значит, знает: чтобы сцена работала, зритель должен сидеть тихо, не задавать вопросов и хлопать вовремя. Всё. С остальным роман справится сам. Это не книга — это план эвакуации из совести, причём согласованный с мэрией. Убедительно, хладнокровно, почти без запятых.
Нет, Лидваль не провокатор, не скандалистка, не угрюмый философ с жеваным платочком. Она методистка массовых ритуалов. Из тех, кто знает, как проложить дорожку от «девочка в венке» до «угольки на площади» — чтобы никто не оступился и чтобы было красиво на фото.
Она не пишет «про зло». Её больше занимает бюрократический гуманизм. Там, где раньше в книгах жгли ведьм, Лидваль жжёт чек-листы. Всё сверено, всё утверждено, всё по плану. Даже пламя — с культурной программой. Это ведь не просто костёр, а праздник. В нём участвуют все: девочки, водящие хоровод, мужчина с факелом, девушка с квартирным вопросом, иностранный гость в роли дров.
Главное достижение Лидваль — она нигде не давит. Она не орёт, не размахивает моралью, не устраивает истерик. Она просто оставляет тебя одного на площади, когда всё уже закончилось, и ты почему-то стоишь с флажком в руке, а под ногами ещё горячо.
Хочешь сказать, ты не при чём? Что просто смотрел? Что не знал? Она тебе верит. И продолжает писать.
Горящий календарь
В «Дне города» сам город — не задник, а главный артист. Не сцена, а режиссёр. Не фон, а существо, у которого есть память, график и лицензия на кровь. Он просыпается раз в год, потягивается, надевает праздничный баннер и начинает репетицию: дети маршируют, хороводы крутятся, плейлист согласован. Огонь включается по команде. Всё как в прошлом году. И в позапрошлом. И в любом, где ты ещё не родился, но уже записан в массовке.
Этот город не имеет адреса. Омск? Томск? Да хоть Саратов на манер Мордора. Это организм. Государственно-бюджетный зверь с колонками, чиновником вместо сердца и пресс-службой вместо совести. Он питается привычкой. Он обожает стабильность. Он повторяет один и тот же сценарий до состояния театрального дзена, в котором можно сжечь кого угодно — если заранее подали заявку.
У него есть чувство юмора, конечно. Он, например, любит ставить манекена Тихона на башню, чтобы тот символизировал год. Кто в маске Тихона? А какая разница. Может, в следующий раз ты. Город всё равно улыбнётся и скажет, что это часть культурной программы.
Это город, где праздник идёт по плану, даже если на площади — человек. Он не остановится. Не заметит. Не заплачет. Он просто включит музыку погромче, чтобы ты, не дай Бог, не услышал ничего, кроме «традиционного веселья». Город не монстр. Он просто хорошо организован.
В одну — визу, в другую — бензин
Катя — девочка из педвуза с глазами на экспорт. Скромная, чистенькая, с мечтой о чём-то большом, желательно через океан и с кольцом на пальце. Прилетает американец с лицом из рекламы витаминов и прошлым из криминальной хроники. Две жены в гробах, три справки, и всё равно — в глазах у Кати надежда, как у Мальвины на границе с Вирджинией. Она всё понимает, но идёт. Потому что там — «по-другому», а тут — уже всё написано мелким шрифтом в генах.
Наташа — другая порода. Хищная, современная, пробивная. Если Катя верит в визу, Наташа верит в прописку. Когда ей подсовывают чилийца с улыбкой, она сначала влюбляется, а потом — подписывает. Сделка проста: сдать живого человека за квадратные метры в новостройке. Даже не за метры — за возможность остаться своей в городе, который сам себя ест.
Катя и Наташа — не героини, а рабочие модели поведения. Одна бежит, другая прогибается. Обе — в рамках допустимого. Ни одна не лжёт, не убивает, не срывается в истерику. Они просто живут. Просто выбирают. Просто делают то, что делают миллионы каждый день: спасаются как умеют.
Вот что Лидваль делает особенно подло — она не осуждает. Она показывает. И в этой простоте — нож. Потому что мы не можем сказать: «Ну это про каких-то других». Нет. Это про нас. Про тех, кто верит обещаниям, даже если от них несёт гнилью. Про тех, кто сдаёт других молча — ради тишины. В «Дне города» нет чудовищ. Потому что когда все выживают — чудовище становится коллективным.
Площадь узнавания Давайте не будем врать себе. В этом романе нет героев. Есть актёрский состав России 2025 — массовка с выученным текстом. «Ничего не решаю», «это не моё дело», «он сам виноват», «я просто хотела жить как человек». Аплодисменты. Свет погас. Следующий, пожалуйста.
Наташа — это любая офисная душа, которая подмахивает бумажку, потому что иначе премии не будет. Она не чудовище, она просто не хочет переезжать в панельную моральную секту без лифта. Ей бы просто жить, но по скидке. Подписала? Молодец, проходи к сцене.
Катя — те, кто верит, что достаточно влепить визу в паспорт, и ты в безопасности. Как будто у страны нет багажа, который она кладёт тебе в душу. Как будто можно улететь от себя — и не взять с собой запах углей.
Андрей Андреевич — это не злодей. Это добрый дядя, который организует праздник. Он не хочет крови. Он хочет, чтобы было «всё как обычно». Чтобы куклы были, марш был, чтобы огонь вовремя и девочка красивая с факелом. Всё как в методичке. Всё как в прошлом году. Всё — для людей. Особенно дрова.
А Хавьер — это не иностранец. Это редкий случай нормального человека, оказавшегося не в том культурном слое. Он не знал, что у нас на День города главное правило — не будь слишком живым. Его ошибка — быть искренним. Ну, и не иметь прописки.
Самое обидное — ты читаешь это и думаешь: «фу, какие мерзкие персонажи». А потом закрываешь книжку, смотришь в окно и видишь — их всех. На остановке. В метро. В правительстве. В себе. Потому что в этой книге нет никого постороннего. Это не роман. Это перекличка. Громкая, как имя на площади, когда загорается сцена.
Факелы повседневности Читать «День города» — всё равно что листать телеграм‑ленту в разгар очередного спектакля патриотического самобичевания. Вот дети в белом на площади читают стихи — а вот другие дети под гимн сдают экзамен по молчанию. Вот девочка подносит факел к чучелу — а вот взрослая тётя вручает благодарность за участие в закрытии очередного «тревожного вопроса». Всё работает, всё синхронизировано.
Каждое сожжение в книге — не ритуал, а будничный рефлекс. У нас ведь тоже каждый день есть кого сжечь. Кого отменить, на кого крикнуть «так надо», кого аккуратно сложить на дрова ради стабильности. Сегодня Хавьер, завтра — соседка, написавшая пост не в том тоне. Мы давно живём в стране, где вместо правды — факел, вместо вины — нужный сценарий, а вместо ужаса — аплодисменты с флажками.
Каждый год у нас свой День города — просто костры разные. Один раз сжигаем память. В другой — стыд. В третий — людей. Иногда буквально. Но всегда красиво, с музыкой. Лидваль это понимает. Она никого не обличает, она просто берёт ручку и ставит галочки в колонке «очередной год, очередной огонь».
Главная подлость в том, что это не антиутопия. Это не «если». Это «уже». Автор просто села в конце площади и записала всё, что мы делаем. Без комментариев. Без жалости. Без редакторской правки. И знаете, что страшнее всего? Там нигде не написано «Это неправда».
Оркестр туши, хор поджигай Самый громкий персонаж в «Дне города» — это оправдание. Оно же — народный хор. Его репетируют с детства: «так всегда было», «традиция у нас такая», «я всего лишь младший специалист по цепочкам передачи огня». Все поют. Без фальши, с душой.
Зло тут не скалится. Оно поднимается по карьерной лестнице. Оно печатает афиши, закупает ткань на куклы и лично проверяет, чтобы крик не выбивался из звукового плана. И когда человек начинает вопить внутри праздничного чучела, организатор в наушнике говорит: «Переходим к следующему треку, давайте громче, чтобы без форс-мажоров».
Это не зло, это сервис. Не убийство, а ивент. У нас ведь вообще всё превращается в праздничную норму, если подать с оркестром. Репрессии? Торжественное открытие. Давление? Парад. Молчание? Новая линейка духоподъёмных стихов. Вручаем грамоты, делаем фото, улыбаемся.
Если на площади будет гореть человек, но рядом повесить плакат «Слава традиции» и раздать детям шарики — поверь, никто не заметит. Или сделают вид, что не заметили. Или скажут, что это «не одобряют, но и не осуждают, потому что не знают всех деталей».
Лидваль не кричит: «какой ужас». Она деловито показывает, как правильно расставить колонки. И мы читаем, и киваем: ну да, бывает. И листаем дальше. Пока не дойдёт очередь до нас. Но, к счастью, музыка уже включена. Так что никто не услышит.
Девочка с факелом дядю сожгла, дяденька тот горел до утра
Финал у Лидваль двойной, как в дешёвом мюзикле, где сначала поджигают героя, а потом — чтобы не грустно было — вставляют светлую сцену в аэропорту. Сначала на площади девочка с бантиком подносит факел к живому человеку. Потом — другая девочка с кольцом на пальце листает роман в зале вылета. На фоне пожарища — рука с чемоданом. На фоне крика — табло «посадка началась». Переход чистый, как монтаж в клипе на YouTube: “до” — ты на костре, “после” — в бизнес-классе.
Толпа хлопает. Самолёт взлетает. Никаких выводов. Никакой моральной перегрузки. Просто все довольны. Кто остался — сыт. Кто уехал — спасён. Кто сгорел — в принципе не наш.
И что в итоге? Катарсиса нет. Зато есть расписание. Страна, где вместо очищения — маршрут на табло. Где вместо раскаяния — регистрация онлайн. Где пепел — не следствие, а декор.
Смешно? Смешно. Потому что в этом дыму ты сам стоишь с флажком, салфеткой и билетом туда, где «всё будет по-другому». Хотя пахнет точно так же. Просто тебе обещали, что вентиляция будет получше.
Праздник закончился. Дым остался. Но все делают вид, что это пар от кофе.
Нам бы только не поджечь репутацию «День города» — не про жертву. Жертва — это логистика. Главный герой здесь — общество, которое всегда где-то рядом, но никогда ни при чём. Ни одного виноватого, только занятые. Кто-то уносил костюм в химчистку, кто-то курировал детей с шарами, кто-то репетировал речь о патриотизме на фоне пламени. Все молодцы. Все в кадре. Все в сторис.
Книга про тех, кто смотрит на горящее — и аккуратно отходит в сторону, чтобы не закапать кеды. Кто не возражает — потому что «не его отдел». Кто хмурится не от ужаса, а от громкой музыки. Кто пишет пост с фразой «всё не так однозначно» и тут же ставит смайлик.
Это не роман. Это большая коллективная отписка. Подписался каждый — кровью, молчанием, согласием, шуткой. Даже тот, кто просто прочитал и сказал: «крутая аллегория». Аллегория, Карл. Там человек горел, а ты про метафору.
Так что да, площадь убрали. Всё чистенько. Аппаратура выключена, флажки собраны, девочка с бантом получила благодарность. Остался только дым. Не запах, нет — привычка.
Пепел осел равномерно, без претензий. Всё прошло успешно. А теперь можно выдохнуть. И подписать, что участвуете в следующем. Поставьте галочку. Система работает.
До следующего Дня города. Мы вас заранее внесли в список.
